Меня называют Капуцином - Страница 3


К оглавлению

3

Он одним шагом подошел к двери и спросил:

– Кто там?

– Я, – сказал голос за дверью. Тут же открылась дверь и вошла горничная Наташа вся смущенная и розовая. Как цветок. Как цветок.

Папа сел.

Мама выпила еще.

Горничная Наташа и другая как цветок зарделись от стыда. Папа посмотрел на них и ничего плохого не сказал, а только выпил, так же как и мама.

Чтобы заглушить неприятное жжение во рту, папа вскрыл банку консервов с раковым паштетом. Все были очень рады ели до утра. Но мама молчала сидя на своем месте. Это было очень неприятно.

Когда папа собирался что-то спеть, стукнуло окно. Мама вскочила с испуга и закричала что она ясно видела как с улицы в окно кто-то заглянул. Другие уверяли маму, что это невозможно, т. к. их квартира в третьем этаже и никто с улицы посмотреть в окно не может, для этого нужно быть великаном или голиафом.

Но маме взбрела в голову крепкая мысль. Ничто на свете не могло ее убедить, что в окно никто не смотрел.

Чтобы успокоить маму, ей налили еще одну рюмочку. Мама выпила рюмочку. Папа тоже налил себе и выпил.

Наташа и горничная как цветок сидели потупив глаза от конфуза.

– Не могу быть в хорошем настроении когда на нас смотрят с улицы через окно, – кричала мама.

Папа был в отчаянии, не зная как успокоить маму. Он сбегал даже на двор пытаясь заглянуть оттуда хотя бы в окно второго этажа. Конечно он не смог дотянуться. Но маму это нисколько не убедило. Мама даже не видела как папа не мог дотянуться до окна всего лишь второго этажа.

Окончательно расстроенный всем этим, папа вихрем влетел в столовую и залпом выпил две рюмочки, налив рюмочку и маме. Мама выпила рюмочку, но сказала, что пьет только в знак того что убеждена что в окно кто-то посмотрел.

Папа даже руками развел.

– Вот, – сказал он маме и подойдя к окну растворил настежь обе рамы.

В окно попытался влезть какой-то человек в грязном воротничке и с ножом в руках. Увидя его, папа захлопнул рамы и сказал:

– Никого нет там.

Однако человек в грязном воротничке стоял за окном и смотрел в комнату и даже открыл окно и вошел.

Мама была страшно взволнована. Она грохнулась в истерику, но выпив немного предложенного ей папой и закусив грибком успокоилась.

Вскоре и папа пришел в себя. Все опять сели к столу и продолжали пить.

Папа достал газету и долго вертел ее в руках ища где верх и где низ. Но сколько он ни искал, так и не нашел, а потому отложил газету в сторону и выпил рюмочку.

– Хорошо, – сказал папа, – но не хватает огурцов.

Мама неприлично заржала, отчего горничные сильно сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти.

Папа выпил еще и вдруг схватив маму посадил ее на буфет.

У мамы взбилась седая пышная прическа, на лице проступили красные пятна и в общем рожа была возбужденная.

Папа подтянул свои штаны и начал тост.

Но тут открылся в полу люк и оттуда вылез монах.

Горничные так переконфузились, что одну начало рвать. Наташа держала свою подругу за лоб стараясь скрыть безобразие.

Монах, который вылез из-под пола, прицелился кулаком в папино ухо, да как треснет!

Папа так и шлепнулся на стул не окончив тоста.

Тогда монах подошел к маме и ударил ее как-то снизу, не то рукой не то ногой.

Мама принялась кричать и звать на помощь.

А монах схватил за шиворот обеих горничных и помотав ими по воздуху отпустил.

Потом никем не замеченный монах скрылся опять под пол закрыв за собою люк.

Очень долго ни мама, ни папа, ни горничная Наташа не могли прийти в себя. Но потом отдышавшись и приведя себя в порядок они все выпили по рюмочке и сели за стол закусить шинкованной капусткой.

Выпив еще по рюмочке, все посидели мирно беседуя.

Вдруг папа побагровел и принялся кричать:

– Что! Что! – кричал папа. – Вы считаете меня за мелочного человека! Вы смотрите на меня как на неудачника! Я вам не приживальщик! Сами вы негодяи!

Мама и горничная Наташа выбежали из столовой и заперлись на кухне.

– Пошел забулдыга! Пошел чертово копыто! – шептала мама в ужасе окончательно сконфуженной Наташе. А папа сидел в столовой до утра и орал, пока не взял папку с делами, одел белую фуражку и скромно пошел на службу.

...

«Одна муха ударила в лоб…»

Одна муха ударила в лоб бегущего мимо господина, прошла сквозь его голову и вышла из затылка. Господин, по фамилии Дернятин был весьма удивлен: ему показалось что в его мозгах что-то просвистело, а на затылке лопнула кожица и стало щекотно. Дернятин остановился и подумал: «Что бы это такое значило? Ведь совершенно ясно я слышал в мозгах свист. Ничего такого мне в голову не приходит, чтобы я мог понять в чем тут дело. Во всяком случае ощущение редкостное, похожее на какую-то головную болезнь. Но больше об этом я думать не буду, а буду продолжать свой бег». С этими словами господин Дернятин побежал дальше, но как он ни бежал того уже все-таки не получалось. На голубой дорожке Дернятин оступился ногой и едва не упал, пришлось даже помахать руками в воздухе. «Хорошо, что я не упал, – подумал Дернятин, – а то разбил бы свои очки и перестал бы видеть направление путей». Дальше Дернятин пошел шагом, опираясь на свою тросточку. Однако одна опасность следовала за другой. Дернятин запел какую-то песень, чтобы рассеять свои нехорошие мысли. Песень была веселой и звучной, такая что Дернятин увлекся ей и забыл даже что он идет по голубой дорожке, по которой в эти часы дня ездили другой раз автомобили с головокружительной быстротой. Голубая дорожка была очень узенькая и отскочить в сторону от автомобиля было довольно трудно. Потому она считалась опасным путем. Осторожные люди всегда ходили по голубой дорожке с опаской, чтобы не умереть. Тут смерть поджидала пешехода на каждом шагу то в виде автомобиля, то в виде ломовика, а то в виде телеги с каменным углем. Не успел Дернятин высморкаться, как на него катил огромный автомобиль. Дернятин крикнул: «Умираю!» и прыгнул в сторону. Трава расступилась перед ним и он упал в сырую канавку. Автомобиль с грохотом проехал мимо подняв на крыше флаг бедственных положений. Люди в автомобиле были уверены что Дернятин погиб, а потому сняли свои головные уборы и дальше ехали уже простоволосые. «Вы не заметили под какие колеса попал этот странник, под передние или под задние?» – спросил господин одетый в муфту, т. е. не в муфту а в башлык. «У меня, – говаривал этот господин, – здорово застужены щеки и ушные мочки, а потому я хожу всегда в этом башлыке». Рядом с господином, в автомобиле сидела дама, интересная своим ртом. «Я, – сказала дама, – волнуюсь, как бы нас не обвинили в убийстве этого путника». «Что? Что?» – спросил господин оттягивая с уха башлык. Дама повторила свое опасение. [ «Нет, – сказал господин в башлыке, – убийство карается только в тех случаях когда убитый подобен тыкве. Мы же нет. Мы же нет. Мы не виноваты в смерти путника. Он сам крикнул: умираю. Мы только свидетели его внезапной смерти»]. Мадам Анэт улыбнулась интересным ртом и сказала про себя: «Антон Антонович, вы ловко выходите из беды». А господин Дернятин лежал в сырой канаве вытянув свои руки и ноги. А автомобиль уже уехал. Уже Дернятин понял, что он не умер. Смерть в виде автомобиля миновала его. Он встал, почистил рукавом свой костюм, послюнил пальцы и пошел по голубой дорожке нагонять время.

3